Собственно сам рассказ. Писался он давно, год назад, на фанты Домианы Кстати, с тех пор на Домиане и не была - похерила пароли, а восстанавливать лениво, таки да


Перекресток мира и надеждЭтот маленький магазинчик, стоявший на отшибе Шотейна, почти на границе со старым кладбищем, существовал всегда. По крайней мере, так шепотом говаривали старожилы, слышавшие это в свою очередь от своих родителей и дедов. И хозяйка, говорили, за века так и не сменилась ни разу. Впрочем, ее мало кто видел – не так уж и часто она появлялась за пределами своего маленького садика. Чем торговали в той лавке, доподлинно никто не знал, но любой житель Шотейна был готов поклясться, что никто и никогда не пересекал порога «магазинчика-на-костях». Вот только, почему-то дела у хозяйки странной лавки совсем не шли на убыль. Здание было по-прежнему крепким, сад аккуратным, а сама женщина всегда появлялась на публике ухоженной и в обновках. «Магия», – шептали одни. «Нечистая», – убежденно ответствовали другие. И никто никогда не пересекал порога маленькой лавки, стоящей у самого кладбища. По крайней мере – из жителей города.
Лерона знала каждый слух, ходивший в округе о ее магазине. Знала и из года в год сильнее удивлялась людской фантазии. Хотя так ли они были неправы, эти дрожащие за свои жизни и благополучие горожане? Магия была, да, но не ее. Нечистая? Возможно, что и так. А главное, что Лера и сама уже не могла сказать, сколько лет минуло со дня ее появления здесь… десятилетия? Века? Вероятно…
С каждым годом все сложнее становилось держаться за память. Впрочем, память должна была исчезнуть еще тогда, сотни лет назад, когда ее по приказу трибунала лишили сил…
Забавно все-таки вышло… Талантливая девочка из знатной и уважаемой семьи с многовековым магическим наследием, лучшая ученица, с легкостью постигающая не только тонкие искусства, но и науки простых смертных – и такой финал. Маленький магазинчик на границе между мирами, редкие клиенты, случайно выходящие с Тропы на ее кладбище, да единственный друг, изредка появляющийся в самые туманные дни… друг, из-за которого она все еще помнит… тот, чья вина, возможно, превосходит ее собственную… такой же преступник, платящий по старым счетам.
Вот и сегодня с самого утра на Шотейн опустился туман, густой, белесый, даже резким порывам ветра его не удается разогнать. Лерона нервничает и целый день убирается, чтобы хоть чем-то занять руки и прекратить то и дело оглядываться на окно. Сумерки наступают медленно, неохотно, как и всегда в такие дни. От нетерпения и ожидания внутри все сжимается в тугой узел. Придет? Или это снова какой-нибудь студент из академии тонких искусств на практику? Грань между мирами дрожит, истончается, густой белой дымкой ложится на холм, а Лера лишь и может, что кусать уголки губ и невольно вслушиваться в мертвую тишину. Шагов не слышно. Впрочем, как и всегда. Это человеческие шаги при желании можно различить, но не его.
Он появляется как всегда внезапно. Вот его не было – и вот он тут. Сидит на стойке и неторопливо вылизывает переднюю лапу. Угольно-черная шерсть лоснится, рука так и тянется погладить, но Лера удерживает странный порыв. Как всегда. А он, убедившись, что не остался незамеченным, поднимает желтые глаза и произносит не своим, чужим, но уже привычным голосом:
– Еще тут? А я уж думал, что хоть в этом году не застану тебя.
Он ворчит, смешно топорща усы. И Лера с трудом сдерживает улыбку, видя подобное выражение на кошачьей мордочке.
– Еще тут, Кон, – Кивает бывшая колдунья и замолкает. Почему-то за века, прошедшие с их изгнания, этот разговор не продвинулся ни на слово. Они заранее знают, что и как будет дальше, но молчат – и никогда не отступают от когда-то заведенного порядка.
Лерона медленно с какой-то ленивой неспешностью идет на кухню, наливает молоко в глубокую синюю миску с отколотым краем и ставит ее рядом со своим пушистым гостем. Он так же молча принимает ее подношение – как должное. И никто из них не вспоминает о том, что Лера с детства не выносила эту белесую жидкость, обзывая ее соком живой коровы, а скол на миске появился когда-то в результате весьма бурной ссоры…
Вечер привычно проходит в тишине. Бывшая колдунья перекладывает и просушивает травы на продажу, протирает некоторые из них в пыль или просто перебирает свежесрезанные побеги. Кон лежит на стойке, растянувшись в полный рост, и лениво покачивает кончиком хвоста.
– Ты поздно в этот раз, – негромко подмечает она, когда вечер уже переходит в глубокую ночь. Лучины почти догорели и пора думать о ночлеге, а потому она продолжает отыгрывать свою роль по привычному сценарию.
– Дела, – отмахивается кот. Он говорит это каждый раз – и в каждый следующий год приходит чуть позже. Лерона делает вид, что верит. Хотя какие дела могут быть у кота, проклятого склоняться по перекресткам миров? Никаких. Но и эту тему они никогда не затрагивают, понимая, что хоть кто-то из них должен пытаться порвать замкнутый круг… пусть даже так, оттягивая, отсрочивая неизбежное…
Лучина догорает, лишь слабо в темноте тлеют алые искры. Лера молча идет в спальню, разбирает постель и ложится поверх одеяла. Он приходит позже, кажется вечность спустя. Неслышно забирается на кровать и ложится рядом, совсем близко, согревая своим маленьким горячим тельцем ее левый бок. Лерона делает вид, что спит. Кот притворяется, что верит. Оба лежат в темноте и смотрят в потолок, по-прежнему молча, но отчего-то эта тишина совсем не давит. Впрочем, они никогда не умели разговаривать друг с другом…
Лера невольно улыбается, вспомнив их первую встречу. Линейка в академии, первый день, еще не все успели заселиться, а уже начались трудовые будни. Она, как лучшая в потоке по результатам зачисления, произносит речь. Он стоит в первом ряду, хмуро смотрит и зло кусает губы. Отчего-то Лера сразу его заметила, хотя что могло зацепить в худом русоволосом мальчишке? Разве что вызов в необычных желтых глазах… «Я тебя сделаю» – вот, что говорили они. И, надо сказать, он сдержал свое слово.
Алькон Вереск – именно это имя гремит на всю академию месяц спустя. Первый по результатам всех тестов, о его гениальности начинают шептаться, а имя Лероны, так удачно сверкнувшей на вступлении, постепенно стирается из памяти студентов. Но юная колдунья не желает сдаваться и уже месяц спустя совершает невозможное, набрав все возможные баллы. В дальнейшем история идет заявленным чередом. Они попеременно одерживают победы друг над другом, не особо оглядываясь на оставшихся далеко в хвосте однокурсников. Преподаватели уже почти воют от происходящего, покоя в академии больше нет и все только ждут, когда же оба юных дарования покинут стены любимой альма-матер.
Выпускной. Ничья в общем зачете. Окружающие вздыхают с облегчением, искренне веря, что на этом – все. Получат направления по разным углам и угомонятся. Не тут-то было. Лерона еще с первого курса выбрала себе магистра, под руководством которого хотела бы работать. И пусть никто из Круга никогда не брал себе в команду вчерашних студиозов, она упрямо рвется к цели – и побеждает. Магистр Лион, Третий-в-круге, соглашается принять ее. Но радость сразу меркнет, когда она оказывается в башне своего нового наставника – Алькон уже там.
И вновь по новой.
Магистр Лион не вмешивается, лишь с доброй улыбкой следит за потугами своих учеников. Он любит их обоих и не спешит выделять кого-то одного. Лера злится, уж лучше бы выбрал и положил бы конец всем спорам и ссорам. Но магистр, которого они так оба уважают, лишь качает головой и молчит, не называя победителя. Соревнование не прекращается, а переходит на новый уровень. Теперь ко всему прочему они хотят добиться одобрения наставника. Любой ценой.
Беда приходит внезапно, как и всегда. Обычная миссия на убийство демона в средненьком мире в одно мгновение обращается в трагедию. Пытаясь спасти от участи жертвы слабую местную ведьмочку, магистр Лион принимает удар на себя. Он умирает у них на руках, все с той же доброй улыбкой, принадлежавшей им обоим – и никому. Демон подыхает следом. Миссия выполнена? Да как бы ни так! Отряд зачистки появляется уже перед самым отправлением тела магистра в обитель. И Лера, и Кон бледные, потерянные из-за произошедшего, внезапно оказываются втянуты в грязную игру. Демон мертв? Хвала магистру, не пожалевшему жизни, но девицу надобно сжечь, ибо в чреве ее могло угнездиться зло… Гомон, крики, испуганное лицо только-только отошедшей от произошедшего девочки – и понимание: магистр умер за нее. И, как было прежде, решение – одно на двоих. Потому что, отступившись сейчас, они предали бы куда больше, чем могли…
Внезапный вздох разрывает ночную тишину комнаты. Воспоминания, непривычно яркие, настоящие, почти живые, слезами скользят по щекам. Ночь уже близится к своему завершению, а потому можно сделать вид, что Кон уже спит у нее под боком и зарыться пальцами в мягкую шерсть. А память сразу же подкидывает новый образ…
Ночная тьма еще сильна, но рассвет уже близится. Лера сидит на кровати, сжавшись в комок и молча плачет. Напарник за дверью, а потому она сдерживает себя, как может, хотя хочется рыдать и выть. Наставник мертв, а совсем скоро та же участь ждет и юную ведьмочку, спасенною ценой его жизни. Лерона сглатывает слезы и до крови кусает губы, вспоминая испуганные глаза девчонки, едва успокоившейся и вновь оказавшейся в беде…
Как открывается дверь и в комнату входит ее напарник, колдунья не слышит, а потому от следующего вопроса вздрагивает всем телом и вскидывает на пришельца заплаканные глаза:
– Ты так его любила?
И столько горечи в словах, что на мгновение это перевешивает все страхи.
– Его?
– Магистра.
Лера невольно хмыкает, едва сдерживая рвущийся наружу смех. Истерика. Она осознает это и лишь потому сдерживает этот порыв. Зато вскидывает подбородок и нагло заявляет:
– А что ты готов занять освободившееся место? – это звучит горько и зло. Но так отчаянно хочется выжечь эти чувства изнутри, перешагнуть и забыть, чтобы в новый день вступить уже без прежних иллюзий и сомнений.
– Готов, – раздается не менее жесткий ответ. И поцелуй, который следует за этим не менее жесток, чем слова. Вот только именно это и нужно. Необходимо как воздух им обоим. Чтобы забыться и забыть.
Лерона, вплетя пальцы в русую гриву волос, тянет напарника на себя. Ни капли сомнений, ни грамма нежности, лишь иссушающая страсть. Куцые почти грубые ласки, поцелуи-укусы, алые отметины на коже от ногтей… чтобы заклеймить не только тело – душу…
Всего одна ночь, безумная, слезами горчащая на губах. И отстраненная молчаливость наутро. Ни слова о произошедшем, ни капли эмоций вовне. Все, что должно было быть сказано, прозвучало, остальное – лишь иллюзия, рожденная обманчивой ночью, болью от потерь и страхом. И иначе просто не могло быть.
А после – бунт. Спасение девчонки, виноватой лишь в том, что она была жертвой демона, бегство от лучших ищеек группы зачистки, бесконечные скачки из мира в мир… и трибунал, как результат всего и вся.
Но все-таки – спасли. Спрятали девчонку, да так, что и сами теперь не нашли бы. И понимание этого, заставляет их обоих смотреть судьям в глаза. Без страха или сомнений. Даже, когда зачитывают приговор, они не вздрагивают и не отводят взглядов, хоть тот и жесток. Неоправданно жесток… лишение силы и вечность на обдумывание собственного греха – для одной, и запечатывание души в теле кошки из междумирья – для другого. Лерона была обречена жить и жить, без магии, без права на возвращение в одном из захолустных мирков, а Кон оказался пленником туманных границ и перекрестков различных вселенных… И никто из них не мог надолго покинуть стен своей клетки, и не имело значения, что для одной тюрьмой стал целый мир, а для другого – все тропы мироздания.
Зарывшиеся в темную шерсть пальцы бессильно сжимаются. Кону должно быть больно, но он молчит, продолжает притворяться спящим… Лерона в отчаянии кусает губы, с трудом сдерживая рвущие грудь рыдания. Хочется закричать, разорвать эту тишину, как когда-то… просто для того, чтобы вновь почувствовать – не одна. И сейчас, и после – всегда.
Но она молчит, лишь сильнее прижимает к себе безвольное тело кота. А тот позволяет. Как делал это из года в год на протяжении всех этих веков…
Как же больно просто молчать…
Но как же страшно снова все разрушить…
Утро наступает как всегда в срок. Слезы на щеках Леры уже давно высохли, кот темной тенью соскальзывает с кровати и уходит. Молча. Бывшая колдунья не спит, как и всегда в те ночи, что ее старый друг проводит здесь, но никак не реагирует. Выждав пару минут, она встает и осторожно подходит к окну. Черный кот сидит на крыльце, его отчетливо видно на фоне молочно-белого тумана расступающейся мировой границы. Рука невольно тянется вперед, но, прикоснувшись к холодному стеклу, безвольно опадает.
Остановить бы его, окликнуть и наконец задать тот самый главный невысказанный вопрос… но почему-то слова снова вязнут в горле, и все откладывается – до следующего раза.
Потому что нет никаких сил, чтобы распахнуть окно и все-таки крикнуть в туманную кашу:
– Зачем ты постоянно возвращаешься?
И услышать в ответ не менее болезненное:
– А почему ты все еще ждешь?
Он уходит в тишине. Как всегда. Лерона же улыбается, болезненно и горько, но странно, почему-то с каждым годом все крепче уверенность, что уж в следующем году…
– Зачем?..
– Потому что люблю.

Не помню, может и выставляла раньше... но вряд ли. Кстати, кто-нибудь угадает, что меня вдохновило на этот рассказ? По мне параллели очевидны, но возможно это лишь у меня в голове

@темы: "Тропа", отсебятина,, Творческое,, миро-творческое, долгострои